Олеся и Сергей Кольцовы: «У нас все решается коллегиально»

Герои проекта «Семьи Вышки» — супруги Кольцовы. Олеся (Елена) Юрьевна Кольцова — профессор департамента социологии, руководит Лабораторией социальной и когнитивной информатики (СКИЛ) в Санкт-Петербургской школе социальных наук питерской Вышки. Сергей Николаевич — ведущий научный сотрудник этой лаборатории, профессор департамента информатики. В интервью они рассказали о совместных проектах, семейных ужинах, умении договариваться — и о том, почему детям не нужно «следовать по стопам».

— Сергей Николаевич, Олеся Юрьевна, пожалуйста, расскажите о своем детстве. Из какой вы семьи, кто ваши родители?

Олеся Юрьевна: Моя семья — такая типичная советская интеллигенция. Мама окончила матмех ЛГУ и преподавала математику детям, папа всю жизнь проработал в ИТМО. При этом ученых в семье нет, и меня в этом направлении никто не подталкивал, родители давали свободу выбора. В детстве мне было интересно все, начиная от математики и заканчивая живописью. Творческое начало перевесило, и я поступила на факультет журналистики СПбГУ. Но скоро я обнаружила, что это не то, что созвучно моему внутреннему миру. Чтобы быть журналистом, нужно очень быстро, проходя мимо какого-то явления, его описать и побежать дальше, а мне была свойственна медлительная вдумчивость. То, что мне нравится наука, я поняла на третьем курсе, когда мы познакомились с Сережей. Сергей — выдающийся, невероятно талантливый человек, у которого, в отличие от многих из нас, не было никаких стартовых условий. Сергей очень рано лишился родителей и воспитывался в детском доме. Сначала это был хулиган, сорванец и двоечник. Но в какой-то момент человек стал меняться, заинтересовался физикой и химией, начал ставить опыты (отчего иногда страдал детдом). Надо понимать, что жизненные траектории выпускников детдомов, как правило, неутешительны, поэтому относительно шансов Сережи стать физиком было много скептиков. Но были и ангелы-хранители, которые поддерживали его и помогали. Когда мальчик из детского дома поступил на физфак СПбГУ, эта история даже освещалась в газетах и на радио.

Сергей Николаевич: Я бы сказал, что в детстве я был не только хулиган, но и футболист. Постоянно занимался спортом. Но при этом с ранних лет любил чтение. Кажется, я был единственным ребенком в детдоме, кто приходил в библиотеку не только за учебниками. Читал много всяких книжек, включая Большую советскую энциклопедию. В старших классах мне запала в душу книга замечательного физика Роберта Вуда, такого хулигана от физики. К тому же в физике для меня было много чего нового. То, что сейчас уже считается устаревшими технологиями, типа записи информации на CD, на тот момент только-только начиналось как передовая физическая теория, и очень все это мне нравилось. И главное, все, что связано с математикой и физикой, у меня стало хорошо получаться, как только я в это начал вкладываться. В школе мне повезло с учителями: когда они увидели мой интерес к физике и математике, меня стали отсаживать от всех на первую парту и давать отдельную контрольную. Обычные для меня были очень простые. В девятом классе я уже понимал, что хочу поступать на физфак питерского университета. Тогда у них был так называемый «малый физфак» — для школьников. Они базировались в Петергофе, и последние два года школы я регулярно туда мотался на занятия. Помимо этого, я подрабатывал ночным воспитателем и на эти средства купил абонемент на подготовительные курсы в университете. В итоге я сдал экзамены так, что мне не понадобилась льгота для выпускников детдомов, и поступил на кафедру вычислительной физики СПбГУ. Это группа теоретической физики, очень сложная, где много математики и программирования. Большинство моих сокурсников были ребята из физматшкол со всей страны. Два человека — из обычных школ, но золотые медалисты. А я на тот момент был единственный в городе человек из детского дома, который поступил в университет (тогда в Петербурге был только один вуз со статусом университета — СПбГУ). В институты кто-то поступал, но чтобы в университет — никто.

— Как, учась на разных факультетах, вы встретились?

О.Ю.: На третьем курсе университета Сергей заинтересовался философией и поступил на факультет философии в один частный университет, на вечернее отделение. А я студенткой подрабатывала преподавателем английского. В те годы людей, знающих английский, было мало. А у меня благодаря спецшколе язык был свободный — позже я сдала IELTS, кажется, на 8,5 из 9. А тогда мне было 19 лет. В классе, куда меня определили, большинство студентов оказались старше меня. Одним из этих студентов был Сергей. Он сидел на первой парте и нагло улыбался. Помню, мне не понравилось это нарушение границ, но сам человек очень понравился. Английский он начал учить только в университете, поскольку в школе у него был немецкий. Но то, что Сергей имел специфическое мышление, был активным и не боялся делать ошибки, его всегда выручало. Скоро мне стало понятно, что Сергей — человек с большим потенциалом во всех смыслах. На него можно было положиться. И мне захотелось поскорее закончить этот курс и выйти из роли учителя.

— Сергей Николаевич, а вам чем понравилась Олеся Юрьевна?

С.Н.: Я всегда хотел найти девушку-гуманитария с высшим образованием. Другие виды девушек мне были не очень интересны. Мне нужен был человек, который дополнял бы меня в том, чего мне не хватает. А языки — русский, английский — и различные гуманитарные дисциплины — это то, что и раньше, и сейчас мне дается тяжело. Я увидел Олесю, и она мне сразу понравилась. С ней интересно беседовать. Она была очень активной и такой остается. Олеся — мой человек. Человек, с которым я могу чувствовать себя счастливым, который поддержит, поможет, будет рядом. Мы всегда можем договориться друг с другом. Это очень важная вещь. Многие семьи распадаются, потому что они не могут договориться по самым разным вопросам, начиная с воспитания детей и заканчивая политическими вопросами, а мы всегда найдем какой-то консенсус.

— Вы оба сейчас не занимаетесь тем, чему изначально учились. Как складывались ваши траектории?

О.Ю.: Я сначала хотела поступать в аспирантуру в своем университете, но как раз в тот момент эта опция стала платной. Ненадолго, всего на два года. Но они пришлись как раз на мой выпуск. Зато в Санкт-Петербурге открылся Европейский университет. Это было очень классное инновационное место в области социальных и гуманитарных наук, где собралась команда преподавателей — исследователей мирового уровня. Там я окончила аспирантуру по социологии и позже защитилась в СПбГУ. Социологию я выбрала потому, что это наука об обществе, которая изучает в том числе то, как функционируют СМИ. Моя диссертация была как раз про то, как появляется новостной контент, кто на это влияет, какие институты, какие социальные процессы, что ограничивает работу СМИ, а что дает возможности. Научная деятельность оправдала мои ожидания на сто процентов. Это действительно мое. Мне нравится узнавать что-то новое, нравится стиль жизни ученого как человека, который должен сам собой управлять, иметь много свободы и много ответственности. Что касается конкретно социологии, я никогда в нее не упиралась и, например, докторскую диссертацию защитила по компьютерной лингвистике. С 2012 года я руковожу лабораторией, которую мы с Сергеем изначально задумали как междисциплинарную. У нас есть и когнитивисты, и психологи, и социологи, и специалисты по компьютерным наукам. Чтобы управлять проектами, мне приходится во все это в какой-то мере вникать, так что я абсолютно междисциплинарный исследователь.

С.Н.: В 1995 году я окончил университет и попал на стажировку в Уппсальский университет в Швеции, в лабораторию нобелевского лауреата по физике профессора Кая Зигбана, который стал одним из научных руководителей по теме моей диссертации. Потом я вернулся в Россию, поступил в аспирантуру при Академии наук, защитился по физике и остался работать. Собственно, я там работал, начиная со старших курсов: занимался расчетами, от которых очень просто перейти в область нейронных сетей. Участвовал в двух совместных проектах с Германией, где мне предлагали позицию, но в итоге мы с Олесей остались в России. В нулевых академия плохо финансировалась, а мне нужно было кормить семью, мы собирались завести второго ребенка. Пришлось уйти из науки, и с 2007 по 2012 год я работал в IT-индустрии. А в промежутке между защитой кандидатской и индустрией Олеся увлекла меня социологией. И я вслед за ней отучился в магистратуре по социологии Европейского университета.

— Вас легко увлечь или Олеся Юрьевна такой хороший рассказчик?

С.Н.: Вообще я увлекающийся человек, особенно когда речь заходит о гуманитарных вещах. До физики я хотел заниматься археологией. А потом, уже во время физики, учась на третьем курсе университета, увлекся философией и параллельно поступил на факультет философии, где встретил Олесю. Но доучиться там мне не хватило сил. Кафедра вычислительной физики очень специфичная. Там учат теории, но данные берутся из других направлений. В моем случае это была кафедра физики Солнца. И мне приходилось сдавать экзамены сразу по двум кафедрам. Но моему интересу конкретно к социологии поспособствовала Олеся. Вечерами, когда мы сидели за ужином, она рассказывала, что узнала за день. Я вставлял в разговор свои пять копеек — со стороны техники. Возникали бурные дискуссии, и мне все это очень нравилось.

О.Ю.: В нашей семье такие дискуссионные ужины — обычная история. Мы довольно долго жили с моими родителями. Не потому, что не было возможности жить отдельно. Просто нам так нравилось. Родители и сейчас живут недалеко, и мы часто ужинаем вместе. А тогда это было вообще регулярно. За столом завязывалась беседа, кто-то обязательно бежал к стеллажу за энциклопедией, и все начинали что-то в ней искать. Теперь, конечно, вместо энциклопедии интернет, но суть осталась та же. И уже к беседе подключаются наши выросшие дети.

— В какой момент вы оказались в Вышке?

О.Ю.: Когда я окончила аспирантуру, коллеги — нынешний первый проректор Вадим Радаев и нынешний ректор Европейского университета, а тогда мой научный руководитель Вадим Волков — решили основать кафедру социологии в питерской Вышке. В 2002 году меня и еще нескольких коллег пригласили туда работать. Потом я какое-то время занималась детьми и в 2008-м вернулась к работе в качестве декана факультета социологии. Но мне не хватало научной деятельности. И когда пришло предложение из РЭШ в Москве возглавить центр исследований интернета и общества, я почти согласилась. Но Вышка решила, что не хочет меня отпускать, и мне предложили открыть свою лабораторию здесь. Тогда она называлась лабораторией интернет-исследований, а позже мы переименовали ее в СКИЛа, чтобы слегка изменить фокус исследований.

С.Н.: А я после ухода из Академии наук работал в коммерческой компании — занимался тем, что разрабатывал под заказчика различные IT-продукты, связанные с картографией и визуализацией баз данных. Проектов было много, но все это исключительно для зарабатывания денег. Параллельно я сделал свое программное обеспечение, уже в области физики, и открыл свой небольшой IT-бизнес. Мое программное обеспечение неплохо продавалось и в России, и за рубежом. Среди компаний, которые его купили, было даже NASA. Тем временем Олеся стала деканом на факультете социологии и в какой-то момент выиграла грант на небольшое исследование текстовых данных интернет-пользователей автоматизированными методами. Одна из наших крупнейших IT-корпораций обещала ей эти данные предоставить, но не предоставила. Олеся пришла за помощью ко мне, и мои IT-специалисты быстро этот вопрос решили. А потом эти данные понадобилось обрабатывать, и тут из проекта ушли оба компьютерных лингвиста. Я начал разбираться в алгоритмах машинного обучения для обработки естественного языка, и оказалось, что мои знания и навыки в области вычислительных методов в физике и в IT-технологиях можно туда конвертировать и вернуться в науку, по которой я очень скучал. Вот так, помогая Олесе разбираться с разными проблемами, я потихоньку перешел в Вышку.

— Это был ваш первый совместный проект?

С. Н.: Почти. Но была забавная история в 1994 году, когда в Петербурге проходили Игры доброй воли. В городе шел набор волонтеров, и Олеся вдруг говорит: «Слушай, а давай пойдем! Заодно подтянешь разговорный английский». Тогда его особо негде было подтягивать, и я согласился. Мы пошли: она переводчиком, а я попал в пресс-центр и стал помогать настраивать сеть. А поскольку там никто ничего не понимал в компьютерах, как-то так получилось, что я стал там главным человеком и позвал Олесю. Она как журналист умела с другими журналистами управляться. Вот так мы на пару руководили целым пресс-центром. Мы по жизни почти во всем действуем вместе, но делим обязанности. Я говорю: «Давай поедем туда!», — а Олеся составляет план путешествия. Она очень любит планировать. Дома на мне по умолчанию все технические вещи, а Олеся, например, контролирует вопросы здоровья и обучения детей.

О.Ю.: У нас все решается коллегиально. До 2012 года, когда была создана лаборатория, по работе мы не особенно пересекались, но потом нашли в этом много плюсов. Сережа прекрасный генератор идей. Дальше эти идеи нужно селектировать, полировать и налаживать процессы. Это ко мне. Для нашей семьи очень важно такое взаимодополнение, и, действительно, не только в работе. Например, Сережа — однозначно эмоциональный лидер. Все, что касается поддержки и утешения в трудной ситуации, — это все к нему. Меня поражает его умение видеть позитив в любой ситуации, забывать плохое, не травмироваться самому и снимать всякие травматические опыты других. Это совершенно волшебное свойство, которое вытаскивает меня и других членов семьи из самых сложных ситуаций.

— Насколько плотно вы взаимодействуете в рабочих вопросах?

О.Ю.: Вначале мне казалось, что мы будем соруководителями лаборатории, но это оказалось технически довольно сложно и, наверное, неправильно. Потому что в итоге тот, кто отвечает своей головой, тот и должен принимать конечное решение, иначе будет хаос. Поэтому роли распределились так: я руковожу лабораторией, а Сергей — ведущий научный сотрудник. Помимо руководства своими собственными проектами внутри лаборатории, он консультирует в технических вопросах все наши междисциплинарные проекты и в какой-то мере принимает в них участие. 

С.Н.: А параллельно я еще являюсь профессором департамента информатики и академическим руководителем бакалавриата по искусственному интеллекту. Там своя команда и куча работы, не связанной с тем, что делает лаборатория. И еще с этого года у меня есть крупный проект в рамках программы «Приоритет-2030» в сфере EdTech, соизмеримый по объему со всей СКИЛой. Там мы создаем ИИ-помощника. Олеся придумала ему название — EdFitter. Это такая рекомендательная система, которая будет сопоставлять навыки, требуемые в актуальных вакансиях, с навыками, даваемыми в учебных курсах, и навыками отдельных студентов. На основании этого она будет рекомендовать студентам курсы и вакансии, а руководителям программ давать советы по их приближению к требованиям рынка труда. В этом проекте от СКИЛы заняты только отдельные участники, а Олеся пока участвует только в неформальных обсуждениях. Так что взаимодействуем мы не во всем.

— То, что вы находитесь в постоянной связке, — случайное совпадение или вы не можете работать друг без друга?

О.Ю.: Ту работу, которую мы делаем, ни один из нас не сделает по отдельности. И это удерживает нас вместе в рабочем пространстве. В этом есть масса плюсов. Есть и некоторые минусы. Например, то, что ты большую часть времени общаешься с одним человеком, — это, конечно, вызов, с которым приходится работать. Но пока мне было бы очень сложно потерять Сергея как коллегу.

С.Н.: Изначально наша лаборатория создавалась на стыке разных дисциплин. Допустим, психологии, социологии, но с задействованием количественных методов. Соответственно, моя консультация и возможность приводить людей со стороны, которые разбираются в количественных методах, но не разбираются в гуманитарных дисциплинах, позволяет делать такие вещи, которые недоступны монодисциплинарным командам, и, таким образом, долго сохранять конкурентоспособность.

О.Ю.: Вот сейчас, например, мы прорабатываем идею создания разговорного ИИ-помощника, который мог бы давать пользователям первичную психологическую консультацию, или разработки системы оценки таких помощников. Этот проект называется PsychML. Здесь нужны компетенции и в области искусственного интеллекта и больших языковых моделей — это зона ответственности Сергея, и в области психологии — за нее отвечаю я. Или возьмем исследование восприятия людьми фейковых новостей. В экспериментах с людьми работают социологи и психологи. Но обработка данных глазодвигательной и мозговой активности участников, собранных с помощью устройств, таких как айтрекинг и ЭЭГ, требует компетенций в области компьютерных наук. Из этой потребности даже вырос отдельный студенческий проект по созданию софта EyeFeatures, который выиграл грант в рамках стратегического проекта ВШЭ по ИИ. В нем задействованы как айтишники, так и социологи. И так почти каждый проект, что бы мы ни изучали.

— Вы дома говорите о работе?

О.Ю.: Ну, я стараюсь не всегда говорить о работе…

С.Н.: …но, в общем, довольно много. Мы говорим о работе, если есть настроение что-то обсудить или какой-то срочный вопрос. Или можем поговорить о работе с детьми (они пока живут с нами) просто потому, что мы с детьми, а они с нами делятся своей жизнью. Но в целом дом — это все-таки дом. Для меня это важно.

— Вам бы хотелось, чтобы дети унаследовали ваш интерес к науке?

О.Ю.: Мне — нет. Мы постарались, чтобы красной нитью через все их детство прошла мысль о том, что они не обязаны «следовать по стопам». Они должны искать свой собственный путь, который сколь угодно сильно может отличаться от нашего. Другое дело, что дочь немножко испытывает давление среды. Иногда она не очень комфортно себя чувствует из-за того, что не занимается наукой. Но я думаю, она это преодолеет. А младший сын очень самостоятельный, увлекается робототехникой, и это тоже совсем не наука, а инновационно-инжиниринговая деятельность. В робототехнике три составляющих: программирование, электрика и механика. Так вот его в первую очередь интересует механика. Потом — электрика. И уже потом — программирование.

— Но есть же папа…

С.Н.: Когда он заинтересовался программированием, я с ним этим занялся. Потому что нужно было устройство запускать. А дальше он все сам: пошел в соответствующий детский центр, собрал там команду, участвовал в соревнованиях. Сейчас я для него своего рода консультант, человек, с которым можно поговорить на интересную для него тему. И нет специальной задачи со временем интегрировать его в наши проекты.

— Что для вас самое важное в семье?

С.Н.: Для меня важно само наличие семьи. И поддержание какого-то эмоционального баланса внутри семьи. Я стараюсь, чтобы мои близкие люди были счастливы или по крайней мере более-менее довольны жизнью. Иначе все это развалится.

О.Ю.: Наличие семьи — лучше и не скажешь. Только общаясь с человеком, у которого есть опыт, когда семьи нет вообще, ты понимаешь, насколько семья важна, какое это благо и как важно ее сохранять, несмотря на разногласия.